Это было под Ровно - Страница 36

Для взрыва моста была подготовлена большая чемоданная мина со взрывателем гранаты «Ф-1».

В очередную поездку кондуктор сел на свое место у тормозов с нашим чемоданом. Когда состав въехал на мост, он выдернул чеку из мины и на самой середине моста столкнул чемодан именно на ту колею, по которой шли поезда в сторону фронта. Через несколько секунд раздался взрыв; средняя ферма моста рухнула. В образовавшийся провал полетели вагоны.

Взрыв моста наблюдали наши разведчики из засады, устроенной за километр от моста.

Недели три после этого немцы восстанавливали горынский мост.

Операция была проделана удачно и умело; ни один из подпольщиков-здолбуновцев немцами разоблачен не был.

Надо сказать, что по мере развертывания нашей деятельности у радистов прибавилось работы. Раньше с Москвой связывался только один радист и только раз в день. Теперь же у нас было столько сообщений из Ровно, Сарн, Здолбуново и других мест, что приходилось работать с Москвой одновременно двум и трем радистам.

Из лагеря могла действовать одна радиостанция. Другим радистам, чтобы не мешать, приходилось уходить на расстояние не менее пяти километров.

Наши радисты составляли небольшой, но крепко спаянный, дружный коллектив. У них были свои законы: постоянно держать аппаратуру в порядке; быть готовыми в любую минуту свернуть рацию, взять ее на плечи и уйти; свято хранить секретные шифры; повседневно тренироваться в работе на ключе, в приеме на слух.

Случилось так, что в самые напряженные дни, когда радисты передавали сведения здолбуновской группы, Николай Иванович прислал из Ровно тревожное сообщение: гестаповцы направили в район Сарненских лесов три автомашины с пеленгационными установками, а в Березно, Сарны и Ракитное посланы карательные экспедиции.

Путем пеленгации немцы могли точно установить местонахождение наших радиостанций и, следовательно, отряда. Цель посылки пеленгаторов и карательных экспедиций в наши районы была ясна: засечь радиостанции, окружить отряд и ликвидировать его.

Сведения Николая Ивановича подтвердились. На следующий день после получения его письма разведчики сообщили, что в село Михалин прибыла какая-то машина под большой охраной немцев. С рассветом машина выезжала за село, и на расстоянии двух километров к ней никого не подпускали. Кроме того, немцы группами ходили по лесным дорогам с аппаратами и наушниками.

Как быть? Связь с Москвой прекращать нельзя, а продолжать работу — значит, выдать место лагеря. Выход нашли сами радисты.

— Товарищ командир! — сказала мне Лида Шерстнева. — Мы с ребятами подумали и решили вот что. Сегодня же ночью мы можем уйти от лагеря километров за двадцать — двадцать пять, и все в разных направлениях. Поработаем, свернем рации — и обратно в лагерь. Назавтра пойдем работать на новые места. Пусть гитлеровцы нас засекают!

Так и сделали.

Несколько суток подряд радисты, сопровождаемые группами бойцов, уходили в разные стороны, кочевали с места на место и не только продолжали работу с Москвой по расписанию, но и назначали новые дни и часы для радиосвязи.

«Кочующие» рации выручили нас. Немецкие пеленгаторы сбились с ног. Они засекали работу партизанских радиостанций то в одном, то в другом, прямо противоположном направлении. Каратели окружали и обстреливали уже опустевшие места.

Конец этой хитрости был положен нами самими. Мы устроили засаду на фашистских пеленгаторов. Правда, захватить пеленгационные установки не удалось, но, напуганные партизанами, фашисты прекратили свои облавы на радиостанции.

Марфа Ильинична

Марфа Ильинична Струтинская пришла в штабной чум. Я очень удивился. Что заставило ее преодолеть свою застенчивость и явиться ко мне? До сих пор все ее просьбы передавал Владимир Степанович.

В чуме горел костер; вокруг него лежали бревна — они служили нам сиденьем. Я указал на бревно:

— Садитесь, Марфа Ильинична!

Она степенно уселась и объяснила:

— Я к вам ненадолго, по делу. Хочу просить вас, чтобы меня послали в Луцк.

В это время мы готовили большую группу партизан для посылки в район Луцка. Надо было выяснить обстановку в городе, узнать, какие там немецкие учреждения, какой гарнизон, какие штабы и на случай перехода отряда разведать леса в этом районе.

Задача была сложной. Мы стояли от Луцка в двухстах километрах, и путь только в один конец должен был занять не меньше пяти дней. Но дело не только во времени и расстоянии. На каждом шагу можно было нарваться на немцев.

Людей в эту группу мы подбирали очень тщательно. Предпочтение отдавали тем, кто хорошо знал город. Одними из первых вызвались Ядзя, племянница Струтинских, и Ростислав Струтинский. От них-то, видимо, Марфа Ильинична обо всем и узнала.

— Марфа Ильинична, — ответил я, — вам идти в Луцк не следует: сил не хватит. Вы и здесь приносите большую пользу.

— Ну, какая польза от моей работы! Варить и стирать всякий может. А насчет сил моих, пожалуйста, не беспокойтесь: я крепкая и пользу принесу больше молодого. В Луцке у меня есть родственники, знакомые; через них все, что надо, узнаю, с кем хотите договорюсь.

— Ну, а как же маленькие? — Я имел в виду младших детей Марфы Ильиничны — Васю и Славу.

— За ними Катя присмотрит.

— Ведь опасное это дело.

— Бог милостив. Ну кто подумает, что я партизанка!

С чувством большого уважения посмотрел я на Марфу Ильиничну, на ее хорошее, доброе лицо и невольно подумал: «Сколько силы и благородства в этой советской женщине!»